Плутали дороги стеклянными, тёмными реками;
Мелькали события, лица размытыми фото;
Мигало и щурилось небо слепыми кометами,
А мы год за годом всё ждали и ждали чего-то.
«Наладится всё,— говорили.—Не бойтесь, всё к лучшему!»
Но время срывало улыбки фальшиво-блестящие.
Мы жили несмело, тайком и лишь прошлым и будущим,
При этом боясь потерять настоящее.
И каждый кричал: «Я сам себе бог!» — оскалившись.
Но каждый при этом трусливо вцеплялся в поручни.
А Бог, улыбаясь, шептал: «Ты мне нравишься.
Доверься мне безоговорочно!
Ты не смотри, что стоишь на краю леденящей кровь пропасти,
А внизу лишь вязкий туман да плиты могильные.
Сомненья — опасные оползни,
Но твой страх и слабости могут стать крыльями».

И скалы, и бездна — всё нарисовано —
Бледная хна.
Эта реальность хрупка и условна —
За ней небо без дна.

Разлука врывалась смерчем в сердца бесхозные,
Из окон летели в слякоть листы исписанные,
В них судьбы и чувства, обиды и боль — вопросами,
Что важным когда-то было — теперь бессмысленно.
Стояли недвижными люди, как статуи,
И ветер нахально трепал их одежду и волосы.
Их жизни ключами и мелочью наземь попадали,
Им колыбельную бездна пела в полголоса.
Всю свою глупую жизнь из карманов вытащив,
Я молча стою босиком у обрыва над пропастью.
Я её, быстрокрылую, на волю выпущу
И нежно и тихо сольюсь с невесомостью.
Я не хочу больше врать и увиливать, Господи!
Я оторвусь от земли не спеша, без усилий,
И задержусь в пряном воздухе поздней осени,
И посмотрю на Тебя так пронзительно.

И скалы, и бездна — всё нарисовано —
Бледная хна.
Эта реальность хрупка и условна —
За ней небо без дна.